Отрывок из перевода книги с испанского на русский /Sheila Cassidy "Compartir las tinieblas" (Ш.Каасиди "Я разделаю твою боль")

Обрывая нить



«Я сказал себе: в преполонение дней моих должен я идти во врата преисподней я лишен остатка дней моих…
Жилище мое снимается с места и уносится от меня, как шалаш пастушеский я должен отрезать подобно ткачу жизнь мою Он отрежет меня от основы».
(Молитва Езекии:
Книга Пророка Исайи 38: 10.12)

Когда речь заходит о духовном облике тех людей, которые ухаживают за неизлечимыми больными, в первую очередь возникают следующие вопросы «Кто эти люди, за которыми ухаживают? Какие они? В чем их особенности и что их отличает от других страдающих людей? Умирающие, а также те, кто болен неизлечимой болезнью, в сущности, являются людьми, которые совершают своего рода путешествие. Это изгои, обездоленные, никому не нужные члены нашего общества, которые со страхом совершают свой путь в неизвестное. Условия и скорость путешествия различны: иногда движение едва ощутимо, как на движущемся транспортере какого-нибудь аэропорта, в других случаях грузовики бросают из стороны в сторону своих находящихся в замешательстве пассажиров, погруженных в ужас на пути к Аду. Прежде всего, и помимо всего прочего, умирающие люди одиноки и полны ужаса.
Парадоксальным образом, эти страхи редко выражаются, в силу традиционной привычки делать вид, что мы бесстрашно преодолеваем препятствия, или из-за желания не расстраивать близких людей. В поэмах Хитангали, молодой шестнадцатилетней индианки, скончавшейся от рака, - найденных после ее смерти – нам приоткрывается частичка одинокого, скрытого от посторонних мира умирающих:

«Этой ночью, как и многими другими ночами,
я иду одна через долину страха.
Господи, я тебя молю, чтобы ты меня выслушал,
Потому что лишь ты знаешь,
Что находится в моем сердце.
Вытащи меня из этой долины безнадежности и
Освободи мою душу».
Хитангали,
Отрывок из I am walking alone



То, чего хотят неизлечимые больные больше всего - это поверить, что все, что случилось, происходит не с ними, чтобы это оказалось всего лишь страшным сном они хотят быть спасенными, исцеленными, чтобы с ними обращались с нежностью, ласкали и баловали их. Но, поскольку это невозможно, они хотят, чтобы рядом был кто-нибудь, кто бы их утешил, чтобы взял их за руку, чтобы вместе противостоять неизвестному. Им нужен compañero (товарищ) и друг.

Поэтому душевные качества тех, кто ухаживает за умирающими, должны быть душевными качества товарища, друга, который идет с ним рядом, помогая и разделяя все, что происходит, иногда просто сидящего рядом, ничего не делая, даже если есть желание убежать. Их духовность заключается в присутствии, в том, чтобы неустанно находиться рядом, в их распоряжении, иными словами, попросту быть там.
В связи с этим интересно было бы исследовать слово compañero, которое нужно понимать более глубоко - не только на бумаге, но и, основываясь на опыте человека, ухаживающего за больными. Сompañerо - это тот, кто разделяет хлеб (по испански - раn), когда умирающие жалуются, как в псалме:

«Хлеб, который ем, словно пепел,
мое питие смешиваю со слезами моими»
(Псалтырь 102: 10)

Тот, кто хочет стать compañero для умирающего, должен войти в его страдания, пройти вместе с ним хотя бы часть его одинокого и страшного пути. В этом состоит значение слово сочувствие (compasión): войти в чужое чувство, страдание, разделить в определенной степени чужую печаль, растерянность и пустоту.
Представленная таким образом, задача ухаживания за неизлечимыми больными кажется невозможной и устрашающей. Кто, кроме сумасшедшего и святого, добровольно отважился бы день за днем разделять нестерпимую боль и горе другого человека? И, однако, находятся люди, которое это делают. Зачем? Кто знает… Как я предполагаю, очевидный ответ заключается в том, что они следуют тому, что на религиозном языке называется «призванием». Некоторые чувствуют, что их привлекает эта работа, что у них имеется определенный дар, и, занимаясь ею, они чувствуют себя чрезвычайно вознагражденными. Это совсем не легко но, тем или иным образом, все, что человек отдает, возвращается к нему многократно приумноженным.
Что это за люди, которые чувствуют себя призванными помогать умирающим? В психологическом плане необходимо, чтобы им были свойственны три основные черты. Первое - это сильное практическое чувство реальности, которое не отступает при виде разложения человеческого тела и ума. Второе – что, по - моему мнению, не менее важно – это огромное чувство юмора, поскольку жизнь и смерть составляют одну ужасную трагикомедию, что превосходно выражается фразой: «ты смеешься, чтобы не плакать». Третье качество – это особая форма чувствительности: восприимчивость к чужой боли, которая обычно появляется у человека, хотя и не всегда, в результате опыта собственных страданий.
В религиозном плане - это наличие определенного дара - который, возможно, является наиболее важным - предполагающего особое целостное восприятие реальности, то есть способность видеть в совокупности суровую действительность страдания и удивительную правду возрождения, жизни после смерти. Необходимо развивать способность прочно стоять обеими ногами на земле, находясь среди язв и рвотных тазов, но при этом иметь взгляд, устремленный за пределы хлама, который имеется здесь и сейчас, то есть в будущее, полное надежды, которая преодолевает невозможное. И, помимо всего прочего, человек должен иметь в душе глубокое убеждение в том, что смерть – это начало, а не конец.
В таком представлении смерти как нового рождения, человек, ухаживающий за умирающими, предстает в образе акушерки. Если смерть на самом деле представляет собой рождение новой жизни, тогда человек, заботящийся об умирающим, на самом деле как будто бы помогает беременной женщине, у которой начались родовые схватки, утешая и подбодряя ее, и одновременно способствуя появлению на свет новой жизни из старой. Видеть, как человек растет духовно – один из наиболее впечатляющих аспектов работы с неизлечимо больными, что фактически случается в любой деятельности. Этот рост, однако, всегда является работой Духа, к нему нужно не принуждать, а лишь создавать соответствующую обстановку, содействую тому, чему предназначено случиться. И это случается на самом деле: люди, которые кажутся совершенно обычными, постепенно преодолевают путы своего эгоизма и страха, и начинают проявлять исключительную заботу об окружающих. Они оказываются в той или иной степени очистившимися, просветленными, сияющими, как факелы в темноте.
Сейчас, когда я пишу эти строки, думаю о трех пациентах, которые в настоящее время находятся в центре для неизлечимых больных: это Артур, старый лондонец, бывший рабочий на буксирных судах в Грейвсенде, очень обеспокоенный тем, что его жена совершила ужасную ошибку, уехав из Лондона. Он печален из-за того, что умирает, и не хочет признавать, что у него болит нога, но его истинная забота – это его жена. В той же лечебнице находится Маргарет, которой немногим более пятидесяти лет. У нее парализованы обе ноги, от самого пояса, поскольку она страдает от рака позвоночника, но она беспокоится не столько о себе, сколько о том, как справляется без нее ее муж, Гордон. Там находится также Эндрю, умница, тринадцатилетний подросток, озабоченный, прежде всего, чтобы стать мужчиной в доме и опорой для своей матери, которая разведена Эндрю усердно рисует картины, которые потом продает, чтобы добыть деньги для нашего фонда по строительству нового центра. Это всего лишь три человека из тех, о ком идет речь в данный момент, но можно было бы рассказать о многих других. Хотя это кажется странным, здесь не преобладают эгоисты, их появление скорее оказывается исключением.
Время от времени кто-нибудь меня спрашивает, не заставляет ли меня соприкосновение с таким страданием усомниться в существовании Бога. Вероятно, должно бы так и быть, однако единственное, что я могу сделать, это улыбнуться и постараться объяснить, что парадоксальным образом именно эта работа способствует моему еще более глубокому убеждению в существовании Бога, присущего везде и во всем и любящего нас Бога, в руках которого находится весь мир.
Я знаю, что это убеждение разделяют многие, кого работа приводит к ежедневному соприкосновению со страданием. Это правда, что бывают моменты гнева, когда сердце и рассудок кричат: «За что? В чем причины этих чудовищных страданий, этой боли, этой несправедливости?» И, однако, именно через эту боль человеку открывается свет истинной радости именно благодаря ей он совершает истинно благородные, бескорыстные и героические поступки, раскрывающие лик Иисуса Христа.
Согласно моему опыту, те, кто работает со страдающими людьми, идет ли речь об алкоголиках, наркоманах, инвалидах, бедных и в целом обездоленных, являются призванными к этой деятельности Иисусом и его Царством. Они призваны принять участие в деле лечения, прощения и омовения ног, и, делая это, они оказываются включенными в драму искупительного страдания. Вовлечение в это работу может оказаться похожим на гигантскую волну: она может прийти внезапно, и в этом случае ты ощущаешь, как она уносит тебя, переворачивая и наполняя ужасом, как твои легкие наполняются водой, а рот – песком. Но через некоторое время, если данная деятельность оказывается подходящей для тебя, ты начинаешь приспосабливаться к морю. Иногда тебе удается оседлать волну, иногда ты ныряешь как раз вовремя, слепо погружаясь в темную пучину воды, или, в других случаях, не можешь рассчитать момент, и тебя снова уносит пучина. И в тот момент, когда ты начинаешь думать: «Я пропал!», ты выходишь на сушу, удивленный, что остался жив.
Да простит меня читатель за то, что я собираюсь сделать его участником нижеприведенных поэтических строк, из которых я извлекла эти образы водной стихии. Они были написаны одной американской миссионеркой, с которой я познакомилась в Чили, незадолго до того, как меня арестовали. Она мне показала свое стихотворение, и мне оно так понравилось, что я его переписала и носила в кармане своего белого халата, который всегда одевала в больнице. Всякую свободную минуту я доставала его и перечитывала, размышляя над его содержанием. Когда я была задержана, стихотворение сохранилось в безопасности а моем шкафчике в больнице, где я работала, и когда британский консул вызвался забрать некоторые из моих принадлежностей и переслать их мне в Великобританию, я попросила, чтобы он поискал это стихотворение. И он его нашел - это оказалась единственная из моих бумаг, которая не попала в руки тайной полиции. Сейчас я предлагаю его читателю:

«Я построила свой дом возле моря.
Не на песке, который остался чистым,
Не на песках зыбучих.
И я построила его из камня,
Крепкий дом у всемогущего моря.
И мы привыкли друг к другу, море и я.
Мы были добрыми соседями.
Дело не в том, что мы говорили много.
Мы встречались в молчании,
С благоговением, сохраняя дистанцию,
Но мы видели наши мысли через песчаный барьер.
Этот песчаный барьер всегда разделял нас,
Всегда был барьер между нами.
И вдруг, в один прекрасный день,
(я продолжаю, не зная, как это случилось)
Море предстало передо мной.
Без предупреждения.
И никто его не поприветствовал.
Не внезапно и быстро, а плавно растекаясь по песку,
Как будто бы это было вино.
Похожее не столько на поток воды, сколько на поток крови.
Медленно, струясь, как открытая рана.
И я подумала о том, чтобы убежать и о том, что могу утонуть,
И подумала о смерти.
Но пока я думала об этом, море подошло еще ближе,
Пока не достигло моей двери.
И я поняла, что не убегу, не утону и не умру.
Что, когда море приходит и зовет, вы перестаете быть добрыми соседями,
Привыкшими друг к другу,
Любящими соседями, которые поддерживают дистанцию.
И тогда ты меняешь свой дом на коралловый замок
И учишься дышать под водой».
Кэрол Байлок

Самое любопытное, что во время своего пребывания в Чили я воспринимала море в этой поэме как присутствие Бога, и то, как он владеет нашей жизнью. Однако, когда я эти строчки показала одной своей подруге – монахине, она увидела в медленном наступлении моря постепенное распространение агонии мира в нашем собственном сознании. Только сейчас, десять лет спустя, я начала понимать то, что она хотела сказать своим утверждением - что великое таинство заключается в том, что оба эти образа в сущности являются одним и тем же.